Все смерти генсеков я прожила равнодушно. Начиная с диалога с тогдашним мужем: "Ты тут сидишь и ничего не знаешь" - "Ой, ну что там у них может быть нового, Брежнев, что ли, помер?". И впрямь оказалось, помер.
В день брежневских похорон я стояла в огромной очереди в ломбард на Петроградской, сдавала обручальное кольцо (с тех пор у меня нет обручальных колец, выкупить тогда не смогла, ну и фиг с ним, решила). Ломбарды были адским, унизительным заведением. На очередь убивался целый день, каждые пару часов были технические перерывы, потом обеденный, а в связи с этими похоронами еще и всесоюзная 5-минутная траурная пауза. А очередь стоит на улице под моросящим дождем. Потому что люди, которым нечего жрать, закладывают жалкое золотишко, и деваться некуда. Один мужик сходил домой, рядом жил, телевизор глянул и сообщил очереди: "Тьфу,б.., у них и хоронить-то не умеют, гроб уронили, а ты тут торчи з-за него под дождем".
Когда умер Андропов, я заметила это по музыке в радиоточке. Я в те времена была замученной молодой мамой в коммунальной квартире и все делала под радио, ленинградское радио бесило меньше, чем общесоветский телевизор, по которому я смотрела только футбол. По радио же было приличное литературное произношение, неплохие радиоспектакли и детские передачи. Ну и новости. А когда политбюристов (не только генсеков) хоронили, было много классической музыки. И это мне нравилось.
О смерти Черненко мне утром сообщила однокурсница, сидевшая с ребенком на больничном, которой сообщила еще одна однокурсница, которая сидела с ребенком в декрете. Правительственное же сообщение прозвучало по радио значительно позже, в середине дня.
Через некоторое время я записываю в дневнике среди всякой рутины и лютой тоски: "К власти пришел Горбачев, ему 54, считается молодой, "тронная речь" почти пристойная, поглядим".
Потом был Чернобыль, потом мне было ни до чего, а надо было, хоть ты умирай от дикой черной боли, кормить и растить детей. Потом я пошла работать в клинику - в институт Поленова и заодно учиться на медсестру. Ветры перемен там в институте шастали в лице всяких парторгов и профоргов, которые в основном мешали нам, в том числе и беспартийным (вроде меня), работать, а работа была тяжелая, отделение хирургии сосудов головного мозга. Время от времени меня просят почитать тогдашнее ироническое стихотворение, по мне довольно мрачное):
Без пятнадцати три
Перестройка, ремонт, хозрасчет,
Дождь идет и метели метут -
На себя все стихии влечет
В центре города наш институт.
Как-то раз в довершение бед
Отключали электрики свет.
С той поры, сколько раз ни смотри,
На часах без пятнадцати три.
Погасили, зажгли фонари -
На часах без пятнадцати три.
План горит или план не горит -
Все равно без пятнадцати три.
С этой самой фатальной поры
Удивляется всяк новичок:
Все гадают - был ядерный взрыв
Или мощный подземный толчок?
Широка ты, родная страна,
Где-то полночь глуха и темна,
Где-то утренний трепет зари-
А у нас без пятнадцати три.
А вчера, без пятнадцати три,
Наш парторг, на собрание мчась,
Подбегает и мне говорит,
Что настал обновления час:
- Завтра будет научный доклад
О движеньи вперед и назад.
Не опаздывай, детка, смотри!
Приходи без пятнадцати три.
И только через несколько лет вдруг появилось очень смутное ощущение, что весь этот СССР, в том числе вместе с Горби (простите, поклонники - впрочем, и особо крупным извергом я его не считаю, по российским меркам так ваще), таки не вечен. И что можно к этому даже немножко приложить руку.
! Орфография и стилистика автора сохранены
